— Прикажите ему возвращаться! Немедленно!..
Кински знал — ему отпущено совсем немного времени на принятие решения. Все тщательно разработанные на Земле планы полетели к черту… Он был настолько уверен в успехе миссии Брогана, что сейчас находился в полнейшей прострации, — и нервный тик оказался верным подтверждением тому.
Нужно было понять этого человека. Кински был потомственным военным — с армией его связывало все, у полковника имелись свои незыблемые идеалы, которые вошли в сознание мальчика в тот день, когда семилетним ребенком он переступил порог закрытого армейского колледжа для детей высшего командного состава.
С тех пор он не переставал верить в справедливую силу оружия, которым управляли люди, верные национальному долгу. Разумная, всесокрушающая сила — это был тот идол, которому поклонялся Кински, и убеждения никогда не подводили его… до сегодняшнего дня.
Наладивший изображение зонд показывал теперь окраину городка. Той твари, по которой нанес ракетный удар пилот модуля, нигде не было видно, зато на ведущей в город магистрали вдруг показались два тупоносых вездехода с включенными мигалками, которые вылетели за границу крайних зданий и перегородили дорогу. Кински не нужно было читать надписи на борту этих машин — он и так знал, что это силы колониальной полиции.
— Нам удалось связаться с Одиннадцатым! — доложил офицер с поста внешней коммуникации. — Он подтвердил прием. Борт возвращается!
Кински тяжело облокотился о пульт, мрачно вперившись в экран, на котором прокручивалось повторное, укрупненное изображение той твари, по которой вел огонь посадочный модуль. Увеличение не помогло — картинка не стала более детальной, наоборот, повтор записи оказался еще более смазанным и непонятным, чем прямая трансляция.
И тем не менее Кински понял — все рухнуло. Случилось нечто совершенно непоправимое. Речь больше уже не шла о каких-либо секретных операциях. Судьба распорядилась совсем иначе — все карты брошены на стол, и их присутствие на орбите Ганимеда вдруг приобрело совершенно иной, еще более зловещий смысл.
Кем бы ни оказалась эта многоногая, смахивающая на паука-переростка тварь, — ей явно не место на мертвых равнинах колонии. Она не могла быть исконной формой жизни — до сих пор Ганимед считался мертвым планетоидом, и только появление людей привнесло сюда само понятие «жизнь»…
Для Кински это могло означать лишь одно: тот объект, что им предстояло тайно изъять с поверхности ледника, оказался вовсе не безобидным артефактом, как утверждали в Пентагоне…
— Сэр, на связи руководитель колонии. Они вызывают нас на частотах «международной волны», — доложил вахтенный офицер «Трумэна» по каналу интеркома.
— Давай… — машинально согласился капитан. Он очень хотел, но не мог проигнорировать данный вызов.
Сбоку от него засветился один из экранов. Корабль как раз пересекал зону аномалий искусственного магнитного поля Ганимеда, и изображение оставляло желать лучшего — и без того бледное, перекошенное лицо Альфреда фон Дюрге периодически начинало двоиться, искажаясь помехами.
— С кем я говорю? — резко осведомился немец.
— На связи борт крейсера ВКС США «Гарри Трумэн», — с ледяным спокойствием ответил Кински.
— Вы вторглись в территориальное пространство колонии Ганимеда. Я требую, чтобы вы немедленно прекратили снижение! Уходите в зону высоких орбит.
— Это невозможно, господин фон Дюрге. Правительство Соединенных Штатов послало меня защищать жизнь американских граждан на Ганимеде. Я собираюсь исполнить свой долг.
— На чем основано ваше вторжение, черт побери?! — Фон Дюрге был озадачен, взбешен и испуган одновременно. — Мне докладывают о каком-то спускаемом модуле, что открыл стрельбу из ракетных установок! Люди охвачены паникой!
— Колония в опасности, — лаконично ответил Кински. — Я собираюсь блокировать район процессорной станции по переработке атмосферы.
— Кински, вы сумасшедший!.. — Теперь в голосе главного администратора колонии звучал не гнев — там сквозили отчаяние и растерянность. — Вы не смеете трогать агрегаты переработки. Если там случится отказ основных систем, я буду вынужден эвакуировать все население под землю! У меня «Альфа» на подходе к парковочной орбите! — не то сообщил, не то взмолился он. — Вы уничтожите Ганимед одним своим присутствием!
Лицо Джона Кински залила краска.
— Советую начать эвакуацию немедленно, — сквозь зубы ответил он. — Боюсь, что отказ систем переработки атмосферы уже произошел. Там погибли мои люди, и я намерен выяснить обстоятельства их смерти. А вам, фон Дюрге, советую прекратить истерику. Вы не знаете того, что знаю я. Боюсь, что вы еще поблагодарите бога за то, что мы оказались тут вовремя! Двадцать моих лучших парней уже погибли — ЭТО О ЧЕМ-ТО ГОВОРИТ ВАМ?! — ледяным тоном осведомился он. — В районе станции переработки произошло вторжение чужих форм жизни, ЭТО ВАМ ПОНЯТНО?! — Кински уже не мог сдерживать себя. — Свяжитесь с «Альфой» и приостановите парковку. Пусть ждут. А сами убирайтесь под землю! Мой экипаж в состоянии решить возникшие проблемы!
Он с силой отжал клавишу связи, словно та была в чем-то повинна, и еще несколько секунд сидел, тяжело дыша и глядя в матовую черноту погасшего экрана.
— Больше не связывать меня ни с кем — ни с колонией, ни с «Альфой»! — распорядился он по интеркому.
Взвод Брогана погиб. Эта мысль сверлила разум Джона Кински, словно металл хирурга, вгрызающийся в плоть… Девять месяцев пустоты высосали из него жизнь точно так же, как и из других. Проклятый космос оказался столь черен и глубок, что в нем тонул рассудок. Нельзя сказать, чтобы потеря двадцати человек, даже самых лучших во всей армии, могла ввергнуть полковника в столь жуткую депрессию. Беда заключалась в том, что Кински подспудно ощущал — им допущена какая-то ошибка. Ошибка, недосмотр, просчет, в результате которого он лишился половины личного состава…