Восход Ганимеда - Страница 38

Когда она очнулась, было темно. Нет, не совсем… Спустя неопределенный отрезок времени Лада поняла, что видит сумеречный, приглушенный свет, скорее похожий на отдаленное сияние или зарево…

Рассвет или закат?..

Эта мысль почему-то показалась ей достаточно значимой, чтобы уцепиться за нее.

Закат… Закаты в творчестве великих русских художников… Русский музей…

Из темноты медленно выплывали величественные полотна.

Айвазовский… Откуда я это знаю?!.

Вопрос, заданный самой себе, вызвал страх.

Щелчок, тихое жужжание ДВД-привода, сглотнувшего очередной компьютерный диск с голографической записью информации, тихие шаги по стерильному кафельному полу, глухие, отдаленные голоса… — все эти звуки не принадлежали к ее жизни, и Лада испугалась еще больше, внезапно вспомнив совсем другой звук — надсадный визг тормозов и глухой, болезненный удар…

Голос, что выплывал из бездны, казался ей знакомым, а собственное сознание виделось как плошка с едва тлеющими угольками, медленно плывущая вслед ленивому течению абсолютно черных вод неведомого подземного озера.

Голос… Он принадлежал ее памяти, ее прошлому!..

— Скажи, Николай Андреевич, ты кто, карьерист или патриот? — спросил Колвин, облокотясь о выступ какого-то прибора, от которого к обнаженному телу, под тонкую простыню змеились провода.

— А как ты сам думаешь, Антон Петрович?

— Я помню тебя патриотом, но сейчас сложно поручиться даже за самого себя…

Она так и не дождалась ответа. Плошка с ее угасающим сознанием уплывала по черной глади озера, и голоса все отдалялись, становились глуше и глуше, превращаясь в бессвязное, монотонное бормотание.

Она не понимала, где находится, что с ней произошло, и от этого рождалось чувство беззащитности, страха и нежелания возвращаться к жизни…

* * *

Разговор, часть которого услышала Лада, имел свое продолжение — только в другом месте и немного в ином составе действующих лиц…

— Черт вас всех побери! КТО отпустил его в город?! Покажите мне пальцем на этого идиота, и я поставлю его к стенке прямо здесь!

На Барташова было страшно смотреть. Его полное, одутловатое лицо побагровело от гнева — казалось, еще немного, и генерала хватит удар.

Вперед из группы мнущихся, притихших офицеров базы внезапно выступил Колышев. На этот раз он был в форме, и на плечах Вадима красовались общеармейские погоны с майорскими звездами.

— Колвина никто не отпускал, Николай Андреевич. Он ушел сам. Вам не следовало давать ему полномочий руководителя уровня…

— Что?! — Барташов не верил своим ушам. Он собрал сюда этих разгильдяев, чтобы они дали ему ответ за собственную халатность, и вдруг один из них начинает обвинять его! — Да ты в своем уме, майор?!

— Так точно. — Колышев напрягся, но отвечал спокойно. — Колвина никто не отпускал, — повторил Вадим. — Он просто воспользовался врученным вами пропуском по его прямому назначению — он открыл им двери.

— Ладно… — Барташов сел и прихлопнул жилистыми руками с растопыренными пальцами темную столешницу своего рабочего стола. — Ладно! — грозясь неизвестно кому, повторил он. — Все свободны. Майор Колышев, останьтесь.

Офицеров, которых только что чудом пронесло мимо больших неприятностей, уговаривать было не нужно. В эту минуту покинуть кабинет Барташова, сохранив при этом погоны на плечах, было тайной надеждой каждого из них, поэтому помещение опустело как по волшебству.

— Садись, Вадим, — мрачно произнес Барташов, когда дверь кабинета наконец закрылась. — Садись и докладывай. Все, подробно, без всяких фортелей.

— Так точно… — Колышев сел в указанное кресло. Вид у него был не менее сумрачный, чем у генерала.

— Где вы его нашли? — спросил Барташов, нервно закурив.

— В семнадцатой районной больнице. По словам врачей «Скорой помощи», их вызвал дворник, убиравший в парке листву, неподалеку от дома Колвина.

— Что он мог там делать?

— Понятия не имею. Дворник увидел лежащего на аллее человека и поначалу подумал, что пьяный. Потом, разобравшись что к чему, вызвал «Скорую».

— Сердечный приступ?

— Нет, инфаркт, осложненный инсультом в коре головного мозга. Когда прибыла бригада реанимации, Колвин уже пребывал в состоянии клинической смерти.

— Его откачали?

— Да, им удалось по дороге в больницу завести его сердце при помощи высоковольтного разряда. Но в данный момент положение не из легких. Кровоизлияние в мозг повлекло за собой паралич. Сейчас он не может ни говорить, ни двигаться. Находится в отделении реанимации на искусственном кровообращении и насильственной вентиляции легких.

— А врачи? Что говорят врачи?

— Ничего. Да в таком положении давать какие-то прогнозы может только психопат, — мрачно резюмировал Колышев. — Колвина выволокли с того света. Что тут можно прогнозировать?

— Да, я понимаю… — Барташов встал и прошел по кабинету из угла в угол. — Эх, Антон, Антон… Не за те идеалы ты уцепился… — сокрушенно произнес он. — Я же говорил ему: забудь. На черта ему нужны были все эти старые обиды!

— Я думаю, что дело не в том… — осторожно произнес Колышев.

— А в чем?!

— Возможно, он узнал о нашей операции. Я имею в виду инцидент в парке.

— Думаешь? — Барташов остановился, машинально сгреб пальцами свой мясистый подбородок и покачал головой. — Может быть… Но я же просил его — давай работать, так нет, уперся: это бесчеловечно, бесчеловечно… А посылать наших ребят на смерть к этим долбаным моджахедам — это человечно?! Я же не в свой карман гребу — мне нужна машина для войны, чтобы не пацаны там гибли в горах. А он… — Генерал отпустил подбородок и безнадежно махнул рукой.